Келсон, сев на свое место, помог подержать кубки и подсвечники, чтобы слуга смог протереть стол. Когда он закончил, Нигель наполнил три кубка, поставил бутылку в ведерко и подвинул его поближе к огню.
Принц Нигель был красив. В свои тридцать четыре года он был таким, каким обещал стать его царствующий племянник через двадцать лет, с той же широкой улыбкой, серыми глазами Халданов, проницательным умом, который был как бы визитной карточкой мужчин из этого рода.
Как и его брат Брион, Нигель был настоящий Халдан до мозга костей. Его военное искусство и образованность были предметом восхищения во всех Одиннадцати Королевствах.
Когда Нигель сел на место и поднял кубок, он сделал бессознательное движение правой рукой, чтобы пригладить свои иссиня черные волосы. Дункан заметил это, и у него защемило сердце при виде такого знакомого жеста.
Всего несколько месяцев тому назад этот жест можно было увидеть у Бриона.
Бриона, которому Дункан в том или ином качестве служил двадцать пять лет.
Бриона, жертвы борьбы идеологий, которая теперь вновь угрожает разорить страну и ввергнуть королевство в страшную войну.
Теперь Бриона нет, и его четырнадцатилетний сын правит в королевстве с помощью могущества, унаследованного от своего великолепного отца.
А напряжение в королевстве все возрастало.
Мрачные мысли Дункана были прерваны скрипом открываемой двери.
Он взглянул и увидел, что на пороге появился юный паж в малиновой ливрее, который нес дымящуюся серебряную вазу, почти с него ростом. На плече у него висело белоснежное полотенце. Слабый запах лимона защекотал ноздри Дункана, когда мальчик встал на колени перед королем и протянул ему вазу.
Келсон кивком поблагодарил, погрузил пальцы в теплую ароматную воду, а затем вытер руки полотенцем.
Мальчик поклонился и поднес вазу Нигелю. Однако он даже не повернул голову в сторону принца. Затем наступила очередь Дункана, и священник тоже не удостоился взгляда юного пажа короля.
Дункан с трудом сдержал улыбку, когда возвращал полотенце. Но когда мальчик вышел из комнаты, Дункан с усмешкой посмотрел на Нигеля.
— Это один из твоих учеников, Нигель? — спросил он, зная, что так оно и есть. Нигель занимался обучением пажей для королевского двора.
Нигель гордо кивнул:
— Это Пейн. Самый юный. Ему еще много надо учиться, но с новыми пажами всегда так. Сегодня у него первый официальный выход для обслуживания.
Келсон засмеялся и поднял кубок, вертя его ножку между пальцами так, что грани кубка отбрасывали яркие зайчики на его тунику и стены комнаты, обитые гобеленами.
— Я помню, как был у тебя пажом, дядя. Совсем недавно. Когда ты впервые разрешил мне обслуживать отца, я испугался до смерти. — Он откинул голову на спинку кресла и продолжал сонным голосом: — Конечно, бояться было нечего. Он оставался моим отцом, а я его сыном. И то, что я надел ливрею, ничего, в сущности, не меняло. — Он помолчал и продолжал: — И все же, я боялся, потому что в этот момент я был не сыном своего отца. Я был только пажом, обслуживающим своего короля. А это большая разница, — он взглянул на Нигеля. — Пейн сегодня чувствовал то же самое. Хотя я знаю его всю жизнь и частенько играл с ним, он знал, что теперь я для него король, а не товарищ по играм. Интересно, все ли чувствуют то же самое?
Слуга Ричард, который расстилал королевское ложе в противоположном конце комнаты, подошел к Келсону и поклонился.
— Я вам еще нужен, сэр?
— Думаю, что нет. Дядя? Отец Дункан?
Они покачали головами, и Келсон кивнул Ричарду:
— На сегодня ты свободен, Ричард. Проверь охрану, когда пойдешь к себе. И распорядись, чтобы на улице ждала карета, — надо отвезти отца Дункана домой.
— Не стоит беспокоиться, — запротестовал священник. — Я великолепно доберусь и пешком.
— И где-нибудь по дороге замерзнешь? Нет. Эта ночь не располагает к прогулкам. Ричард, карета должна ждать отца Дункана. Ясно?
— Да, Ваше Величество.
Нигель осушил кубок и показал на дверь, которая закрылась за Ричардом.
— Прекрасный юноша, — сказал он, придвигаясь к столу, чтобы дотянуться до бутылки и налить себе еще вина, — Он вскоре будет готов к посвящению в рыцари. Один из лучших, кого я когда-либо обучал. Морган вполне согласен со мной в этом. Кому-нибудь из вас налить еще?
Он помахал бутылкой, но Келсон отрицательно покачал головой.
Дункан заглянул в свой кубок, обнаружил, что тот наполовину пуст, и подставил его под струю вина. Когда Нигель поставил бутылку на прежнее место, Дункан откинулся и стал размышлять вслух:
— Ричард Фиц Вильям. Ему сейчас около семнадцати?
— Почти восемнадцать, — поправил его Келсон. — Он единственный сын барона Фулька Фиц Вильяма. Я предполагал посвятить в рыцари его и еще дюжину других перед началом военной кампании, которая начнется летом. Его отец будет очень рад.
Нигель кивнул, а потом спросил:
— А что слышно о Венсите из Торента? Или о Кардосе?
— За последние три месяца — ничего, — ответил Келсон. — В городе, как вам известно, сильный гарнизон, и он отрезан снегопадом. Но как только дороги очистятся от снега, Винсет нападет на город. Мы не сможем послать войска на помощь до тех пор, пока не наступит настоящая весна. А тогда будет уже поздно.
— Значит мы потеряем Кардосу, — вздохнул Нигель, задумчиво глядя в свой кубок.
А Дункан добавил:
— И все договоры прекратят действие, и начнется война.
Нигель пожал плечами и погладил кончиком пальца край кубка.
— Разве это не было ясно с самого начала? Брион знал, где опасность, и послал Аларика в Кардосу прошлым летом. Когда Брион умер, мы вызвали Аларика сюда, чтобы спасти тебя, Келсон. Я думаю, что это был хороший обмен: город на короля. А кроме того, мы пока не потеряли Кардосу.
— Но потеряем, дядя, — пробормотал Келсон, опустив глаза, — А сколько жизней мы потеряем в таком обмене, — он задумчиво рассматривал свою руку, а потом продолжил: — Я иногда думаю, стою ли я тех жизней, действительно ли моя жизнь имеет такую ценность.
Дункан наклонился к нему и успокаивающе потрепал его по руке.
— Короли всегда думают об этом, Келсон. Как только настанет день, когда ты перестанешь об этом думать, перестанешь оценивать свою жизнь, ты потеряешь право быть королем.
Юный король посмотрел на него с кривой усмешкой.
— Ты всегда знаешь, что сказать, Дункан. Однако твои слова не спасают ни людей от смерти, ни города от разорения. Они только убаюкивают совесть королей, которые должны решать, кому же жить, — он снова опустил глаза. — Прости, это прозвучало чересчур жестоко, не так ли?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
